Поэт и Русалка - Страница 117


К оглавлению

117

— Вы погубили моих друзей, теперь в этом нет никакого сомнения, — сказал Пушкин. — В Праге и Флоренции.

— У вас есть доказательства? Вы же не видели этого собственными глазами…

— Вы были в Вирджинии, когда там случилось это загадочное убийство, — сказал молодой американец. — Когда мистер Стайвесант был убит у себя в спальне ожившей статуей ландскнехта…

— Но вы же при этом не присутствовали, верно? — с непринужденной улыбкой сказал Байрон. — Насколько мне известно, полиция и суд пришли к выводу, что названного джентльмена убил его собственный камердинер. То, что ему удалось скрыться с помощью каких-то таинственных сообщников, не меняет дела.

— Хотите, я расскажу о вашей… затрудняюсь, как и назвать — хозяйке, повелительнице? — спросил Пушкин. — Во Флоренции она себя называла графиней де Белотти. Сейчас она именуется венгерской графиней Эльжебет Палоттаи и снимает дом на Миллионной…

— В самом деле? — поднял бровь Байрон.

— Она — джинн.

— Так что ж вы медлите? — театрально вскинул руки Байрон. — Исполните же свой гражданский долг, Александр Сергеевич, и вы, мой юный друг Эдгар Аллан! К судье, к полицмейстеру! Заявите под присягой, что в доме на Миллионной поселился джинн! Персонаж из «Тысячи и одной ночи»… генерал-губернатору! Немедленно!

Он с улыбкой наблюдал за собеседниками — невозмутимый, спокойный, уверенный в себе. Пушкин подумал с горечью, что этот субъект и в самом деле неуязвим в нынешние просвещенные времена — официальным порядком прижать его невозможно…

— Теперь вы видите, судари мои, сколь беспомощно выглядите? — спросил Байрон участливо. — А потому не вернуться ли нам к серьезному и подробному разговору о Мире Теней? Где вас готовы принять? Я расскажу вам, какие умения вы можете обрести, какие знания вам откроются…

— Подождите! — воскликнул По.

Он подался вперед, не сводя с Байрона горящего взгляда, весь словно бы светился внутренним воодушевлением…

— Да? — вежливо спросил Байрон.

— Вы хотите сказать, господин Принц Теней, что нынешнее положение сделало вас лучше, совершеннее?

— Вы и не представляете, насколько

— Прекрасно, — сказал По, загадочно улыбаясь. — В таком случае… Вы были великим поэтом в той, прошлой жизни, я боготворил вас, учился у вас… Не логично ли будет предположить, что способности ваши стократ расцвели в этом вашем Мире Теней? Прочитайте мне какие-нибудь ваши новые стихи, сложенные уже после того, как… Только имейте в виду, что я знаю все, вами опубликованное… Ну что же вы? Это так просто — продекламировать пару строф… Что вам стоит? Убедите меня!

Повисло тяжелое молчание, которое в конце концов нарушил Пушкин, громко ударивший в ладоши.

— Браво, Эдгар! — воскликнул он. — В самую точку! Нечего ему декламировать! Потому что поэтический дар — от Бога, а от Бога эта сволочь отшатнулась… Кое-кто и в самом деле умер — великий поэт, а остался лишь дурацкий фокусник с набором нехитрых магических трюков! Что же вы молчите, сударь? Опровергните нас так, как предлагает этот джентльмен! Я уже не вижу улыбки, и рожа ваша далеко не так самодовольна… Медного гроша не стоит ваш Мир Теней, если он лишает человека того, что даровано Богом…

— А рожа-то покривилась! — злорадно вмешался Красовский. — Что, сударь, в точку?

— Вы плохо кончите, господа, — сказал Байрон уже без тени улыбки. — Я пытался обращаться с вами дружески и сделал все, что мог, чтобы найти взаимопонимание, я предлагал вам целый мир…

— Простите, очень уж там должно быть неуютно, — сказал Пушкин. — Так что мы, с вашего позволения, останемся там, где привычнее и уютнее…

— Интересно, с чего вы решили, что останетесь в нем? — тихо, уже совсем недобро поинтересовался Байрон.

Он поднял правую руку, и все вокруг пришло в движение: стены и потолок заколыхались, словно видимые сквозь дрожащий над костром жаркий воздух, потолочная балка-матица выгнулась вниз, будто щупальце спрута, поднялись, выгибаясь, половицы, череп подпрыгнул на столе, и его пустые глазницы вспыхнули, как раскаленные угли…

— А на это что скажешь, мерзавец? — крикнул Пушкин, сделал шаг вперед и ударил в лоб Принца Теней перстнем с загадочными знаками.

Скрежещущий визг пронесся по комнате, ввинчиваясь под череп нешуточной болью. Стоявший перед Пушкиным человек мгновенно изменил очертания, словно подхваченный ветром кусок плотного тумана, как-то странно расплылся, дернулся — и обернулся полосой тьмы, которая метнулась к окну, моментально просочилась наружу в незаметную щелку…

Пламя свечей дернулось, словно на них дунул кто-то сильный, невидимый, по комнате свистнул порыв холодного ветра.

— Сбежал, — сказал Красовский удовлетворенно. — А здорово вы его, Александр Сергеич… Слово какое знаете?

— Долго рассказывать, — сказал Пушкин, огляделся, подошел к столу и собрал в кучу разбросанные чертежи, без всякого страха и почтения отложив в сторону череп. — Думаю, делать нам здесь больше нечего, вряд ли он вернется…

Череп легонько колыхнулся — и вдруг произнес тем самым шелестящим, скрипучим голосом:

— Господин Брюс всегда подъезжал со своим камердинером, а нас в помещения не допускали, не могу знать, что там происходило, ваше сиятельство, сделайте милость, отвяжитесь…

— Эт-то еще что? — спросил Красовский, даже отпрыгнув на шаг.

— Спросите что-нибудь полегче, — сказал Пушкин. — Нам пора…

Что-то ударило его по ногам, и он едва не упал. Рядом вскрикнул Красовский. Глянув себе под ноги, Пушкин увидел, что половицы вновь пришли в движение, доски взметнулись вверх, с невероятным проворством и гибкостью изменяя форму, так что напоминали уже живые упругие щупальца. Что-то оглушительно щелкнуло, взметнулись клубы измельченной в порошок штукатурки — это перекрестья дранки оторвались от стен и, опять-таки выгибаясь так, что ничуть не напоминали уже сухие деревянные рейки, неким подобием рыболовной сети попытались накрыть мистера По. Американец отпрыгнул, отбиваясь рукояткой разряженного пистолета.

117